ЗАМЕТКИ.
Читая проф. С.С. КОРСАКОВА, «К психологии микроцефалов», 1894 г.
Изучение психиатрии приближает нас к познанию устройства своей психики или к вопросу о нашем душевном устройстве. На различных отклонениях от нормы выявляются те механизмы здоровой психики, которые не заметны, именно потому, что психика функционирует нормально.
В книге «К психологии микроцефалов» Корсаков подробно описывает пациентку с микроцефалией — Машуту Петрову.
Корсаков опубликовал эту работу в философском журнале. Он сообщает, что Машу ходили смотреть в 1881 г. представители общества естествознания, антропологии и этнографии. Из чего можно отметить, что в XIX веке представители разных наук находились в большем контакте друг с другом и были более энциклопедично образованы. Любопытно, что какое-то время была в ходу теория, что микроцефалы — это предшествующие звенья в эволюции homo sapiens, которые вот так неожиданно всплывают в современном поколении.
Вот наиболее интересные моменты из описания микроцефалов. Микроцефалы не общаются и не мыслят, их речь и действия — это набор отпечатанных в памяти слов (для них лишь созвучий) и действий. Во время разговора с врачом или за любым другим делом в их сознании механически всплывают образы, выражающиеся в речи и в действии. Маша Петрова давила вшей, воспроизводя полученные ею некогда впечатления искания вшей и их давления, сохранившиеся от прошлой жизни в деревне. Или воспроизводила шитье, ловко владея воображаемой иголкой, и даже откусывая потом воображаемую нитку. Иногда повторяла себе под нос слова «ну, матушка, поработай сама, — все я работай, ишь ты!» Все это она проделывала без смысла и целенаправленности. Это заметно по множеству ее действий, описываемых Корсаковым. Особенно яркий пример он приводит с ключом. Видя ключ в руке, она произносила «ключ», брала его и шла к двери, но его назначения она не понимала, просто бывало постучит им о ручку двери и вернет назад. В общем, мы обнаруживаем у микроцефалов акт бессознательного воспроизведения находившегося в памяти образа. Точно то же поведение мы видим у человека, с поставленным диагнозом олигофрении.
У пациента идет ассоциативный ряд и речевые стереотипии, вроде периодически проскакивающей фразы «скажи что-нибудь». Его ответы иногда сцепляются с вопросами врача парой слов, но это иллюзия. Проанализировав, заметно, что это не восприятие самого вопроса, а лишь механическая ассоциативная сцепка. Примеры такой же речи приводит Корсаков на стр. 21-22. На вопрос «куда все ушли?» Машута отвечает «в кабак ушли, проклятые». Фраза прилеплена на слово «ушли», но представляет собой лишь автоматически сработавшую ассоциацию. Маша подражала и событиям непосредственно происходящим перед нею: если засмеяться, и она смеется, повторяет карикатурно последние слова и жесты за профессором на лекции (эхолалия, эхопраксия).
Еще поразительней Корсаков описывает процесс приема пищи Маши. Она садится за стол, когда положено, ей приносят тарелку с супом, она берет ложку… но, если в этот момент унести тарелку, она встанет, сделает крестное знамение, как она всегда делает после еды, и отодвинет стул. Если снова поставить тарелку (экспериментировали так несколько раз подряд ставя и унося) Маша снова садится, берет ложку… и если снова унести тарелку, встанет… и так до бесконечности. У самой Маши нет понимания, что она пришла есть, и нет понимания, что она не поела-таки, ее бихевиоральная ориентация происходит исключительно как привычная реакция на привычные стимулы, без осознания смысла происходящего и своего голода/насыщения.
Машута напоминает работу автомата. Но, посмотрим на фото — как она жива и душевна. Если задуматься, этот режим автомата свойственен в той или иной мере всем. Но в норме он сопровождается пониманием процесса. Легко заметить, как при разговоре у нас возникают слова, не так далеко (день-два назад) зашедшие в память. Или если бы мы хотели выразить эту же идею месяц назад, мы подобрали бы немного иные понятия и образы, отличающиеся от нынешних. Если через год — то мы бы говорили это уже на другом языке (в случае, если человек развивается и осваивает разные науки и сферы деятельности). Подбирает слова автоматическая функция — черпая их из оперативной памяти (из краткосрочной они липнут к нужной идее быстрее). Только у нас автоматический отбор, происходящий бессознательно, направляется сознательным намерением. Хотя и это ставится порой под сомнение сторонниками психического детерминизма, считающими, что наше осознание иллюзорно, и чисто бессознательная деятельность (полностью обусловленная подсознанием) лишь сопровождается иллюзорным чувством собственной власти над психическими процессами, собственного выбора мыслей. Философ сознания Томас Метцингер, в книге «Тоннель эго», поднимает этот вопрос, основываясь на опыте практики медитации, в котором можно убедиться, что мысли, которые в обычном состоянии кажутся нам нашими, то есть сознательно возникающими, на самом деле непроизвольно всплывают из подсознания. Как альтернативу полному детерминизму можно предложить и другую гипотезу: так происходит потому, что сам момент произвольности сместился с уровня генерации мыслей на уровень их наблюдения.
О. Атман, 2018 г.
Поделиться ссылкой:
Религиовед (философский факультет РПУ), магистр психологии (кафедра клинической и специальной психологии, МГППУ). Является редким в РФ междисциплинарным специалистом.
Соучредитель Интеллектуального клуба «Эмпирос».